Темная поступь предательства
Под колченогим скрипнули половицы. Старик нахмурился, в свете танцующих языков пламени блеснул его глаз, сиплое дыхание то и дело прерывалось. За тонким оконным стеклом, украшенным морозными узорами, виднелся еще спящий город, и едва заметно желтело небо.
Он раскуривал трубку, ходя от окна к окну, иногда беря в руки пыльные деревянные игрушки в виде драконов, рыцарей и лягушек, иногда рассматривая потертые старые обложки книг и дневников. Вот в отдалении лежит свиток – явно магический, с необычными виньетками, рунами и пятнами крови, а вот толстый слой пыли скрывает под собой засохшие пятна крови.
Он все хотел что-то сказать. То и дело он поворачивался к камину – там, на одном из кресел, сидела женщина с внимательными серыми глазами, что, казалось, пронизывали его насквозь. От этого взгляда каждый раз его решимость пропадала, и она смущенно опускала голову, кутаясь в шаль и убирая с глаз мальчишески-короткие жемчужные волосы.
Тихо мяукнул черный кот, бесшумной походкой следуя в комнату. Он обошел спокойного добермана, дремлющего у ног хозяйки, запрыгнул ей на колени и улегся, свернувшись клубком. Она почесала его за ушком, шепнула что-то ласковое – старик не расслышал слов – и, наконец, заговорила, прерывая гнетущее молчание между ними.
- Адамус, - позвала она строго, - обещай позаботиться о моих питомцах.
- Я не даю обещаний сточным крысам, - отозвался он, и голос его заметно дрогнул.
Она снисходительно приподняла бровь. Да, от ее былой красоты не осталось и следа. Не было ни очаровательной улыбки, когда-то сводившей его с ума, ни аккуратных кудрей. Кожа, серая, покрытая кучей шрамов, потеряла былую молодость и была натянута на кости. Фигура была лишена былой мягкости. И одежда…
Как и все в этом доме, она насквозь провоняла отчаянием и горем. Она пила чай из меланхолии, заменила лилии аконитом и не снимала черных платьев.
- Тогда дай это обещание герою, - попросила она, - однажды спасшему тебе жизнь.
Они давно уже не герои. Он – в отставке грел кости на юге, она – продала душу темным богам, пропиталась ядом. От светлой души остался лишь черный уголь, пачкающий все, к чему прикасается. Старик отложил в сторону трубку и сел на свободное кресло. Пес лениво приоткрыл глаза, следя за ним и вновь уложил морду на дощатый пол, грея свой нос каминным теплом.
Они были хорошими друзьями раньше. Он доверял ей свои тайны, спрашивал у нее советы и много навещал. Она поила его чаем, выслушивала, давала приют и ласково называла храбрецом. Сейчас же от всего осталось лишь печаль, горечь предательства. Она казалась ему идеалом святых, матерью для всех нуждающихся, а оказалась кровожадной убийцей, за которым он охотился половину своей жизни.
Когда он говорил ей о планах, то раскрывал врагу все. Кто шел с ним на бой, как строились засады. В насмешку над ним, из своей личной жестокости, она никак не препятствовала ему, да и своим пешкам лишь загадками намекала о возможных трудностях. «Сильные – станут сильнее. А слабые – нам не нужны».
Кот на ее коленях зевнул, приковывая к себе взгляд, вытаращился небесно-голубыми глазами. Оторваться от этого взгляда было сложно, да и Адамус не хотел – тогда прищлось бы смотреть на друга. Друга, которого он пришел казнить.
- Почему, - заговорил он тихо, тщательно выговаривая каждое слово. От табака его голос охрип, став еще слабее, - ты не пытаешься бежать? Не пытаешься молить о пощаде, не хочешь искупиться?
Он бы дал ей шанс. Но ответ он знал – ей осточертела жизнь. Она совсем не стара, в отличие от него, но успела похоронить всех друзей, всех близких, свою семью. Что у нее осталось? Вера в своих черных богов, во Тьму, Ничто, вечно голодную до душ Бездну, черный кот да старый, дряхлый пес.
- А есть ли смысл в бегстве? – произнесла она насмешливо, поглаживая кота, - Послушай, Адам… оба мы настрадались за жизнь. Ты полжизни потратил на то, чтобы найти меня, а я полжизни убила на то, чтобы не нашел. И все же – вот мы здесь. Сделали кучу ошибок, лишились всего, что было нам дорого. Где же счастье?
Солнце поднялось выше и на стенах заплясали солнечные зайчики. С улицы послышались первые голоса, еще тихие, неуверенные, не решающиеся нарушать ночную тишь. Интересно, - подумал он, - думает ли она сейчас о том же? О том, как хорошо бы было сейчас воссоединиться с теми, кто оказался по ту сторону?
- Я знаю, ты тоже ждешь, - от ее проницательного взгляда его думы не остались незамеченными, - цепких, холодных рук смерти. Раз все случилось именно так, то, может, выпьем вместе того сладкого вина? Однажды, бок о бок, мы с тобой разили чудищ, а теперь, бок о бок, как старые друзья, еще не ставшие врагами, уйдем из этой никчемной жизни.
Она озвучила его мысли. Вывернула наизнанку, вырезала из груди душу, и от этой неожиданной наготы перед ней он вздрогнул и медленно кивнул, вставая с кресла. Костлявыми пальцами, сейчас напоминающими пауков, она указала ему на бар, где стояла одна единственная бутылка.
- Больше всего я скучаю о Нем, - произнесла она, завороженная глядя на то, как алая смерть разливается по кубкам. Она первая протянула руку, и первая осушила его до дна, обрывая для себя все пути назад, - ты же помнишь Его? Как росчерк серебра оборвал его жизнь. Как фиолетовые тюльпаны окрасились кровью на той мостовой, как маленький черный котенок жалобно мяукнул, смотря на твой клинок.
- Я гонялся за ним шесть лет, - он тоже сделал несколько крупных глотков, - Как его? Шанс?
- Шанс, - она кивнула, устремляя взор в стену перед собой. Он понял – в эту секунду она была уже не здесь. Одной ногой она была уже с ним, - Мы ребенка ждали.
Кот дернул ушком и громко заурчал, требуя более активной ласки. Адамус допил свой кубок и сам погружаясь в тот счастливейший день, когда он вздернул голову преступника на пику. Иронично вышло, что кот, предназначенный женщине от ее любовника, все-таки стал ее верным питомцем. Он сам принес ей его, когда случайно вспомнил, что она любит кошек.
- Он убил сотню невинных, лишь ради денег и жажды крови.
- А на войне умирают тысячи, Адамус, - она медленно перевела взгляд на него. Жадный, любопытствующий взгляд, словно завлеченный беседой, неожиданно возникшей между ними, - И виновные и невинные, здесь нет разницы. Ты такой же преступник, как и он. Такой же преступник, как и я.
В груди у него возникла тянущая боль, прихватило дыхание. Он прикрыл глаз, затуманенный ядом, и услышал, как выдохнула женщина на соседнем кресле. Кот, удивленный, поднял на нее глаза.
- Быть может, - через силу произнес он, - ты права. Но разве здоровые люди испытывают удовольствие от убийства? Разве это нормально?
- Это власть. Это в нашей природе. Как и испытывать удовольствие от секса.
Она звучала легко и спокойно, в отличие от него. Яд все сильнее давил на грудную клетку, а пламя камина слепило глаз даже сквозь закрытые веки. Хотелось как можно скорее погрузиться во мрак.
- Ты был хорошим человеком, Адамус, - произнесла она ласково, дотягиваясь до его руки и нежно поглаживая ту, - но ты, как и я, доверял не тем людям, за что и поплатился.
Время замерло, секунды тянулись очень долго. Он приоткрыл глаз, только чтобы убедиться – она и не думала умирать. Только смотрела насмешливо, более не скрывая своей злобы, своей боли и обиды под маской смирения. Она могла простить ему многое – но простить гибель своего любимого? Простить гибель своего ребенка? Своих убийц, которых она вела за собой? Видимо нет.
Последний удар сердца и он вздрогнул. Мерзкая вонь разнеслась по комнате, пес поднял голову и в нетерпении высунул язык, ожидая команды женщины. Та, отпустив руку бывшего друга, встала, держа черного кота.
- Костолом, - позвала девушка, - кушать.
Пес, довольный, впился клыками в ногу коченеющего трупа.
